Председатель Банка Англии Марк Карни удивил аудиторию на конференции в конце прошлого года, предположив, что к 2050 году банковские активы Лондона могут превысить ВВП Великобритании более чем в девять раз. Его прогноз представлял собой простое обобщение двух тенденций: продолжения развития финансовых рынков всего мира (то есть более быстрый рост финансовых активов, чем реального сектора экономики) и сохранения Лондоном своей доли в мировом финансовом бизнесе.

Возможно, то были разумные предположения, но данная оценка была для многих очень тревожной. Наличие огромного финансового центра с чрезмерно крупными отечественными банками может дорого обходиться налогоплательщикам. Банки Исландии и Ирландии превысили способности своих правительств поддержать их в случае необходимости. Результат был катастрофическим.

Может оказаться, что вклад финансового сектора в ВВП сильно преувеличивается

Не говоря уже о потенциальных расходах государства на спасение банков, некоторые утверждают, что финансовая гипертрофия вредит реальному сектору экономики, т. к. высасывает из него таланты и ресурсы, которые можно было бы использовать в других целях. Но Карни утверждает, что, напротив, остальная часть британской экономики выигрывает от наличия посреди нее мирового финансового центра. "Пребывание в центре мировой финансовой системы, ‑ сказал он, ‑ расширяет инвестиционные возможности для учреждений, ответственных за британские сбережения, и повышает способность промышленных и творческих отраслей Великобритании конкурировать в общемировом масштабе".

Конечно, именно на данном допущении был построен лондонский рынок и создана линия политики, поддерживающаяся сменяющими друг друга правительствами. Но теперь она попала под огонь критики.

Физики и инженеры с докторскими степенями часто предпочитают разрабатывать сложные математические модели движений на рынках для инвестиционных банков или хедж-фондов, а не конструировать ракеты

Энди Холдейн, один из помощников Карни, унаследованных им вместе с Банком Англии, ставит под сомнение экономический вклад финансового сектора, указывая на "его способность как оживлять, так и выводить из строя значительные части нефинансовой экономики". Он утверждает (в своем выступлении, показательно названном "Вклад финансового сектора: чудо или мираж"), что сообщаемый нам вклад финансового сектора в ВВП сильно преувеличивается.

Две недавние работы возбуждают новые сомнения. В публикации "Рост современного финансового сектора" Робин Гринвуд и Дэвид Шарфштейн из Гарвардской школы бизнеса показывают, что доля финансового сектора в ВВП США увеличилась почти в два раза в период с 1980 по 2006 гг. (как раз перед началом финансового кризиса) с 4,9% до 8,3%. Двумя основными факторами данного увеличения являлись расширение кредитования и стремительный рост средств, выделяемых на управление активами (которые, не случайно, были связаны с экспоненциальным ростом доходов финансового сектора).

Гринвуд и Шарфштейн утверждают, что увеличение финансиализации имело как положительные, так и отрицательные стороны. Быть может, появилось больше возможностей сбережения для семей и более разнообразные источники финансирования для фирм, но прибавочная стоимость от деятельности по управлению активами оказалась призрачной. Это во многом повлекло за собой "накрутку" портфелей, в то время как увеличение кредитования подразумевало хрупкость финансовой системы, в целом, и привело к тяжелым социальным издержкам по мере того, как перегруженные кредитами семьи впоследствии становились банкротами.

Во время процветания финансового сектора больше других страдают наукоемкие фирмы. Этим компаниям становится труднее набирать квалифицированных выпускников, когда финансовые фирмы могут платить им более высокую зарплату

Стивен Чекетти и Эниз Харруби из швейцарского Банка международных расчетов (центрального банка центральных банков) пошли еще дальше. Они утверждают, что стремительный рост финансового сектора приводит к снижению роста производительности других секторов. На основании выборки из 20 развитых стран они устанавливают отрицательную зависимость между долей финансового сектора в ВВП и здоровьем реального сектора экономики.

Причины данной взаимосвязи нелегко установить окончательно, и выводы авторов противоречивы. Но ясно, что финансовые фирмы конкурируют с другими фирмами за ресурсы, и особенно за квалифицированную рабочую силу. Физики или инженеры с докторскими степенями могут предпочесть разрабатывать сложные математические модели движений на рынках для инвестиционных банков или хедж-фондов, в которых их окрестили "ракетными учеными". Либо они могут использовать свой талант, скажем, для разработки настоящих ракет.

Периоды быстрого роста кредитования часто приводят к строительному буму, отчасти потому, что активы в виде недвижимого имущества можно сравнительно легко оформлять как обеспечение кредитов

Чекетти и Харруби находят доказательства того, что во время процветания финансов больше других страдают наукоемкие фирмы. Этим компаниям становится труднее набирать квалифицированных выпускников, когда финансовые фирмы могут платить им более высокую зарплату. И речь идет не только о количественных показателях. До финансового кризиса 2008 года более трети магистров делового управления Гарварда, а также аналогичная доля выпускников Лондонской школы экономики устраивались на работу в финансовые фирмы. (Некоторые могут цинично сказать, что недопущение магистров делового управления и экономистов к реальному бизнесу – это благо, но я сомневаюсь в том, что это действительно так).

Авторы находят еще один интригующий эффект. Периоды быстрого роста кредитования часто приводят к строительному буму, отчасти потому, что активы в виде недвижимого имущества можно сравнительно легко оформлять как обеспечение кредитов. Но в строительстве темпы роста производительности труда низкие, и ценность многих проектов, основанных на кредитах, впоследствии оказывается низкой или отрицательной.

Если финансы будут по-прежнему забирать непропорционально большое число лучших умов, то к 2050 году в Великобритании может почти не остаться производств, а наукоемких фирм будет еще меньше, чем сегодня

Так должны ли британцы с энтузиазмом ждать будущего, очерченного Марком Карни? Амбициозные торговцы производными финансовыми инструментами, конечно, смогут быть более уверены в перспективах своего карьерного роста. Другие части экономики, предоставляющие услуги финансовому сектору (например, дилеры Porsche и стриптиз-клубы), также могут порадоваться.

Но если финансы будут по-прежнему забирать непропорционально большое число лучших умов, то к 2050 году в Великобритании может почти не остаться производств, а наукоемких фирм будет еще меньше, чем сегодня. Любому, кто обеспокоен экономическим дисбалансом и чрезмерной зависимостью от изменчивого финансового сектора, конечно, стоит надеяться на то, что данный аспект "дальновидного руководства" Банка Англии окажется столь же ненадежным, как и его предыдущие прогнозы по поводу безработицы.

Говард Дэвис,
экс-председатель Управления по финансовым услугам Великобритании (FSA
),
бывший замуправляющего Банка Англии и ректор Лондонской школы экономики.
В настоящее время профессор в Институте политических исследований
в Париже

Project Syndicate, 2014