"Дикий Запад": как банки избавляются от проблемных долгов – честный разговор с покупателем

Годовой объем в $150-200 млн, сделки на сотни миллионов гривень – суммы такого порядка ежегодно оборачиваются на рынке проблемных долгов в Украине. 

NPL или non-perfoming loans (кредиты, которые не обслуживаются) для многих ассоциируются с большим банкопадом 2014-16 годов, кто-то приравнивает этот бизнес к жестким коллекторским практикам.

Оба определения имеют право на существование, но ни одно из них не описывает полную картину – гораздо более сложную и наполненную интересным историческим бэкграундом. В нем есть много знаковых событий для финансового рынка и не менее известных фамилий, оставивших след в истории украинской экономики.

Как Николай Лагун покупал долги у банка Леонида Черновецкого, как от "проблемки" избавлялись французы из BNP Paribas, купившие Укрсиббанк, почему первые годы кризиса 2014-15 годов иногда называют "Диким Западом" и интересны ли кому-то сейчас долги братьев Клюевых?

Об этом LIGA.net поговорила с Андреем Волковым – СЕО компании Инвестохиллс Веста, крупнейшего игрока на рынке проблемных активов в Украине. 

- Период середины нулевых в Украине запомнился эпохой "бездумного кредитования", которая закончилась болезненным крахом после кризиса 2008-2009 годов. Это и был первый этап становления украинского рынка плохих долгов?

- Несмотря на очень активное кредитование, до кризиса 2008 года проблемных кредитов в системе формально практически не было. Основная причина как раз в том, что банки не глядя выдавали новые займы – перекредитоваться было очень легко. Тем более что цены на залоги, среди которых основным типом была недвижимость, постоянно росли.

Из того периода вспоминается одна история. Летом 2008 года в спортзале случайно стал свидетелем разговора двух тренеров, в котором они обсуждали, как выгодно взять кредит без первого взноса и вложиться в покупку нескольких квартир в строящихся домах с целью перепродажи. Я работал тогда предправления Альфа-Банка и первой моей мыслью было: "Надеюсь, они говорят не о моем банке". Второй – "Если даже фитнес-тренеры взялись спекулировать недвижимостью, кризис этого рынка неизбежен".

- То есть банки серьезно озаботились вопросом проблемных или потенциально проблемных долгов только после катастрофы 2008-2009 годов?

- Да, причем это была розничная проблемка. После 2008-2009 годов банки стали активно пытаться продавать такие активы. Самым продуманным в этом смысле, мне кажется, был Укрсиббанк. Он примерно с 2010 года начал свои продажи. Компания Инвестохиллс уже работала тогда на рынке, совместно с Дельта Банком мы купили портфель ипотеки Укрсиба номиналом $600 млн (до сих пор эта сделка остается рекордной на рынке дистресс-активов в Украине. – Ред.).

Именно этот период можно считать становлением рынка проблемных активов в Украине. Появился ряд игроков, были серьезные сделки, причем нельзя сказать, что у какой-то из компаний тогда было доминирующее положение. 

- Есть мнение, что этому процессу сильно способствовал массовый заход в Украину иностранного капитала – многим украинским банкам нужно было очистить свои балансы от проблемки перед продажей.

- Не соглашусь. Иностранцы покупали украинские банки до 2008 года. В то время я могу вспомнить только одну крупную сделку такого рода – когда компания Николая Лагуна CCG купила проблемный портфель Правэкс Банка (в середине 2008 года банк у семьи Леонида Черновецкого купила итальянская группа Intesa Sanpaolo, сумма сделки – почти €500 млн. – Ред.). В остальном подобные практики не были массовыми – опять же потому, что любой проблемный заемщик мог очень легко перекредитоваться.

- Почему после кризиса возникла необходимость в отдельном рынке коллекшн-компаний? 

- Долгое время на нашем рынке было только два банка с действительно мощными коллекшн-департаментами – Альфа и Приват. Для остальных банков самым простым способом получить хоть какие-то деньги была продажа проблемного портфеля. Где-то было сложно на этом фокусироваться, где-то просто не хватало объемов, чтобы зарабатывать на проблемке. "Дочки" западных банков вообще жили по принципу "продать проблемный портфель и жить дальше", что мне даже кажется наиболее прагматичным подходом. 

- С какими дисконтами тогда продавались такие активы? Выше, чем сейчас продает Фонд гарантирования? 

- Это заблуждение, что раньше дистресс-активы продавались за серьезные деньги, а сейчас Фонд продает за копейки. Есть примеры, когда хорошо проработанный портфель самим банком, продавался с дисконтом в 99%. Но в среднем цены были чуть выше. Например, наша покупка ипотеки Укрсиба была с дисконтом в 88%.

- Все-таки существенно выше, чем у Фонда.

- Да, но нужно учитывать, что качество этих активов было гораздо выше. Во-вторых, предложения было намного меньше, чем сейчас, соответственно было больше пространства для торга.

- Известно несколько примеров, когда банки, в частности западные, решали вопрос проблемных долгов на балансе тем, что просто перебрасывали их на свои же финкомпании. Насколько эта история была массовой?  

- Этим занимались практически все, наверное, за исключением госбанков. Это был способ поправить баланс, чтобы у банка не возникало проблем с нормативами капитала. Дальше – зависело от подхода владельцев и менеджмента. Кто-то продавал свою финку сразу после перевода на нее проблемных портфелей, кто-то пытался заниматься коллекшн. Но какой-то эффективности или бизнеса в этой истории не было.

- О непрозрачности первых продаж активов банков-банкротов, которые попали в управление Фонда гарантирования после банкопада 2014-2015 годов, ходят легенды. Вы пытались поучаствовать в тех аукционах или для рыночных компаний это было "задачей со звездочкой"?

- 2014-2016 годы в этом смысле были просто каким-то "Диким Западом". Пока Фонд не создал департамент централизованных продаж, с его активами творились потрясающие вещи. Было аккредитовано 50 или 60 бирж, у каждой были свои правила, постоянно возникали какие-то сложности. Например, актив, который физически находится в Киеве, мог продаваться на аукционе в Полтаве. Чтобы в нем поучаствовать, нужно было ехать туда, заполнить кучу документов и учитывать, что есть риски не пройти по каким-то критериям, известным только самой бирже. Все это делалось, чтобы к торгам дошли один или два нужных участника, которые и покупали актив по минимальной цене.

- Кто зарабатывал на такой хаотичной ситуации? В тот период Фонд часто сетовал на так называемых инсайдеров – экс-сотрудников банков-банкротов, которые могли указать на самые выгодные активы и, соответственно, организовать их продажу по минимальной цене. Но была ли эта история централизованной? 

- Не думаю. Собственно, поэтому и использую выражение "Дикий Запад". Были многочисленные группы. В них входили сами биржи, оценщики, от которых зависела цена актива, возможно, действительно инсайдеры, точно – должники. Наверное, кто-то смог заработать на этом больше остальных, но я бы не сказал, что в тех условиях в принципе мог существовать какой-то один "мегамозг", на котором замыкались все схемы.

- Как был организован выкуп должниками банков собственных кредитов? И насколько они в этом преуспевали? 

- Происходило обычно так: на рынке знали, что такой-то заемщик хочет выкупить свой долг. Для этого он давал поручение нескольким финкомпаниям, они уже занимались организацией выкупа, причем не напрямую, а через других посредников – как правило, это были крохотные фирмы, которые заходили непосредственно на торги. Поэтому эту цепочку часто было очень сложно отследить, прямых доказательств, что конкретный актив купил сам заемщик по нему, обычно нет. Именно в тот период были проданы самые качественные активы – с хорошими залогами в виде работающих бизнесов, ликвидных активов.

- К вам обращались с подобным запросом? 

- Организацией таких сделок мы не занимались – для этого необходимо быть инсайдером и правильно оценивать внутреннюю ситуацию с банком или должником. При этом в те времена это была абсолютно стандартная история. Думаю, так тогда происходило в 80% случаев. 

- Это нормально? Выходит, что должники остаются в однозначном плюсе, а банки – нет, поскольку им в итоге так и не возвращают кредит.

- Думаю, в ситуации с банками-банкротами это идеальный исход, поскольку именно должник наиболее заинтересован в своем кредите. Но чтобы он заплатил максимально возможную сумму, нужно создать рыночные условия и понятные правила и процедуры, чтобы была конкуренция, чтобы должнику было страшно, что если он сам по рыночной цене не выкупит свой кредит, то выкупит кто-то другой и заставит заплатить. После банкопада наш рынок потерял несколько лет, прежде чем такие правила появились. За это время качественные активы либо были выкуплены должниками за бесценок, либо затерялись в многочисленных судах и банкротствах. Поэтому сейчас мы и видим такие высокие дисконты. 

- Насколько часто долгами бизнесменов интересуются их конкуренты? 

- Это очень экзотическая история. Покупка долга, как инструмент конкуренции… В нашей практике я такого не припомню. Бывали случаи, когда клиенты действительно просили купить долг другой компании с такого же рынка, но не для того, чтобы как-то ей навредить, а чтобы получить заинтересовавший залог, например, помещение магазина, которое находится в хорошем месте. Но я бы не называл это методом атаки на конкурента.

- Что дальше происходит с кредитом, выкупленным в интересах должника? Финкомпания просто переуступает ему его же долг?

- Самому должнику – нет, поскольку долг, выкупленный с дисконтом означает обязательства по налогу на прибыль. Обычно долг уступают связанному юрлицу, а дальше все зависит от целей собственника. Номинальный держатель долга может "забыть" о нем. Или, наоборот, выставить требования связанному должнику, чтобы оптимизировать потоки внутри бизнес-группы и таким образом снизить налоги основному юрлицу. В некоторых случаях должника хотят обанкротить, чтобы вывести активы на "чистую" компанию. Словом, вариантов масса.

- В этом году Фонд гарантирования, вероятно, закончит продажу своих активов. Что после этого будет с дистресс-рынком?

- Я вижу три направления, на которые можно переориентироваться. Во-первых, проблемные портфели госбанков, во-вторых, малая-средняя приватизация, поскольку, госпредприятия тоже можно считать проблемными активами, в третьих, долги в энергетике.

- Если говорить о долгах госбанков, известно, что существенную часть в них составляют "политические кредиты". Рынку интересно работать с такими активами? 

- Думаю, да. Например, нам интересны большие кейсы, деньги на это есть. 

- Есть ли особая сложность в работе с политическими NPL? Например, у Ощада и Эксима есть кредиты братьев Клюевых.

- Для нас не имеет значения, кто стоит за активом. Если должник не захочет идти на контакт – а я думаю, беглые политики вряд ли захотят, – мы просто взыщем залог. Например, завод. Тем более что как раз с долгами господ Клюевых у нас есть положительный опыт. В 2019 году мы купили требования Актив-Банка к их солнечным электростанциям, через год с прибылью из этих долгов вышли.

- На одном из недавних мероприятий глава Фонда гарантирования Светлана Рекрут отметила, что у госбанков не так много времени, чтобы вывести свои NPL на рынок: в следующем году в Украине может уже не остаться капитала, готового заходить в такие активы. Согласны с такой оценкой? 

- Если госбанки хотят получить максимальную цену, им надо делать это сейчас. Фонду понадобилось несколько лет, чтобы раскачать этот рынок. Им удалось – интерес есть. Но, кто знает, что будет, если сделать паузу на год или полтора. Безусловно, ситуация может улучшиться. Но я бы не стал сильно на это рассчитывать.  

- Один из самых известных кейсов компании Инвестохиллс Веста – длительное разбирательство с владельцем производителя соков Яблуневий дар Тарасом Барщовским. Недавно он заявил Forbes, что стороны достигли мирового соглашения. Можно ли считать эту историю закрытой? 

- Пока – нет. Мы ведем переговоры. Поэтому я не хотел бы комментировать незакрытые кейсы.

- Вы долго и сложно судились с Барщовским – выходит, он до последнего отказывался от переговоров? 

- В нашем бизнесе переговоры идут всегда, с первого дня работы над конкретным кейсом. К сожалению, в обществе сложилось превратное впечатление, что коллекторы – это агрессивные компании, которые постоянно атакуют должников. Но это не так. Основа этого бизнеса – большая и сложная юридическая работа, постоянные переговоры и попытки выйти на компромисс. Другое дело, что часто наше видение разрешения ситуации расходится с пониманием должников. Они часто видят возможности "проскочить" – нужно еще понимать, что от Фонда гарантирования мы получаем самых злостных неплательщиков. Но даже с такими людьми, как правило, удается найти общие точки соприкосновения, вопрос только, насколько долгий путь нужно перед этим пройти. С господином Барщовским мы действительно прошли очень долгий путь.

- Какой сценарий для вас наиболее благоприятен в таких кейсах? Реструктуризация долга, взыскание залогов, продажа кредита заемщику на ваших условиях?

- Самый благоприятный сценарий – договориться с должником о сумме, которую он, исходя из текущих возможностей своего бизнеса, способен нам заплатить. Самый неблагоприятный – когда попытки договориться/добиться справедливости через суд вредят бизнесу и каким-то образом негативно влияют на работу предприятий должника. В таком случае мы рискуем остаться без денег, но с грудой металлолома. Это нам точно не нужно.

- Кто кроме вас владеет компанией? 

- Я не могу раскрывать имя своего партнера. Могу сказать, что это украинский бизнесмен, не из списка Forbes, но достаточно известный.

- Бизнесмен Павел Фукс в одном из интервью говорил, что это он покупал активы Яблуневого дара. Выходит, вы заходили в этот кейс в его интересах?

- Нет. Павел участвовал вместе с нами в этом конкретном кейсе в роли миноритарного инвестора. При этом он несколько месяцев назад вышел из этой инвестиции.

- Как часто вы привлекаете сторонних инвесторов?

-  Когда видим несколько перспективных кейсов. Тогда мы привлекаем под них финансирование, но так, чтобы у нас не было мажоритарных инвесторов.

- Это украинские компании? 

- Уже – нет. С середины прошлого года мы сотрудничаем с несколькими иностранными фондами.

- Какую доходность может дать такая инвестиция? 

- Зависит от уровня риска в конкретном кейсе. Как правило, от 20 до 35% годовых. Это не космические доходности. Принято считать, что мы зарабатываем деньги на ровном месте – покупаем активы за гривню, а продаем за 100. Но это не так. Приложив нечеловеческие усилия, с каждой гривни мы можем в лучшем случае заработать 1,5.