На протяжении уже 200 лет существуют две научные школы, объясняющие, что именно влияет на распределение доходов и как именно работает экономика. Одна школа, берущая начало от Адама Смита и либеральных экономистов XIX века, фокусируется на конкурентном характере рынков. Другая школа, понимая, что либерализм в стиле Смита ведет к быстрой концентрации богатств и доходов, исходит из идеи, что неконтролируемые рынки способствуют созданию монополий. Важно знать обе точки зрения, так как наше мнение о политике властей и имеющемся неравенстве формируется в зависимости от того, какая из этих двух школ, на наш взгляд, лучше описывает реальность.

По мнению либералов XIX века и их последователей, благодаря рыночной конкуренции размер прибыли частных лиц определяется их социальным вкладом, или, на языке экономистов, "предельным продуктом". Капиталисты вознаграждаются за то, что сберегают, а не за то, что потребляют, за свою воздержанность, как выразился однажды Нассау Сениор, один из моих предшественников в драммондовском кресле профессора политэкономии в Оксфорде. Разница в доходах при этом связывалась с владением "активами" – человеческим и финансовым капиталом. В результате, исследователи неравенства фокусировались на факторах распределения активов, в том числе их передачи из поколения в поколение.

Вторая школа исходит из идеи "могущества" (power), в частности, возможности пользоваться монопольным контролем или – на рынках труда – обладать властью над работниками. Ученые этого направления фокусировались на факторах, которые способствуют росту могущества, его поддержке и укреплению, а также других факторах, способных помешать конкуренции на рынках. Важным примером здесь являются труды на тему злоупотреблений, вызванных асимметричностью информации.

Работу многих отраслей современной экономики, таких как телекоммуникации, интернет-индустрия, медицинское страхование, фармацевтика, агробизнес, невозможно понять через призму конкуренции

После Второй мировой войны на Западе доминировала либеральная школа. Но на фоне роста неравенства (и озабоченности этим ростом) идеологи конкурентных рынков, рассматривающие индивидуальные доходы как предельный продукт, становятся всё более беспомощными в своих объяснениях принципов работы экономики. В результате, сегодня переживает подъем вторая школа.

Действительно, факт выплаты крупных бонусов руководителям банков, которые превратили возглавляемые ими фирмы в руины, а экономику довели до края гибели, трудно примирить с представлениями о том, что доходы частных лиц имеют какое-либо отношение к их социальному вкладу. Кроме того, факт эксплуатации крупных групп людей в прошлом (рабов, женщин, меньшинств разных видов) является очевидным примером того, как неравенство возникает под воздействием факторов могущества, а не предельных доходов.

Работу многих отраслей современной экономики, таких как телекоммуникации, кабельное телевидение, интернет-индустрия (от социальных сетей до поисковых систем), медицинское страхование, фармацевтика, агробизнес и другие, невозможно понять через призму конкуренции. В этих отраслях конкуренция существует в виде олигополий, а не "чистой" конкуренции, описанной в учебниках. Лишь в немногих отраслях ситуацию определяют компании, "принимающие цену": эти компании так малы, что не способны повлиять на рыночную цену. Очевидным примером является сельское хозяйство, но интервенции властей в этом секторе колоссальны, а цены устанавливаются далеко не рыночными силами.

Возглавляемый Джейсоном Фурманом Совет экономических консультантов (CEA) при президенте США Бараке Обаме попытался оценить масштабы роста рыночной концентрации и ее отдельных последствий. По данным СЕА, в большинстве отраслей стандартная метрика показывает значительное – а в некоторых случаях радикальное – увеличение рыночной концентрации. Например, на рынке депозитов доля 10 крупнейших банков выросла с приблизительно 20% до 50% всего за 30 лет – с 1980 по 2010 гг.

Сегодняшние рынки отличает постоянство высоких монопольных прибылей

В некоторых случаях увеличение могущества на рынке стало результатом изменений в технологиях и структуре экономики: речь идет, например, о сетевой экономике и расцвете отраслей из сферы услуг, которые предоставляются на местном уровне. В других случаях отдельные компании (хорошим примером являются Microsoft и фармацевтические фирмы) хорошо научились воздвигать и поддерживать барьеры для доступа на рынок. В этом их зачастую поддерживают консервативные политические силы, которые оправдывают слабость антимонопольного регулирования и провал попыток ограничить рыночное доминирование тем, что рынки якобы "от природы" конкуренты. Наконец, в некоторых случаях наблюдается неприкрытое злоупотребление и использование рыночного могущества в политических процессах: например, крупные банки добивались от Конгресса США внесения поправок или отмены законов, отделивших коммерческие банковские услуги от остальных направлений деятельности финансового сектора.

Последствия всего этого наглядно отражаются в статистике: на всех уровнях растет неравенство, причем не только среди частных лиц, но и среди компаний. В докладе CEA отмечается, что "у 90-го центиля компаний доходы от инвестиций в капитал в пять раз превышают медианный уровень. Всего лишь четверть века назад это соотношение приближалось к двум".

Йозеф Шумпетер, один из величайших экономистов XX века, утверждал, что волноваться по поводу могущества монополий не стоит, поскольку монополии – преходящее явление. Они вызывают жесткую конкуренцию за рынок, которая способна заменить собой конкуренцию на рынке. Тем самым, гарантируется сохранение конкурентных цен.

В моих теоретических работах уже давно были показаны ошибки в анализе Шумпетера, а теперь и эмпирические данные дают серьезное подтверждение моим выводам. Сегодняшние рынки отличает постоянство высоких монопольных прибылей.

Последствия всего этого очень серьезны. Многие представления о рыночной экономике основываются на модели конкурентных рынков, где предельные доходы соответствуют социальному вкладу. Эти взгляды приводят к нерешительности, когда речь заходит о вмешательстве государства. Если рынки фундаментально эффективны и справедливы, тогда даже самые лучшие правительства мало что могут сделать для исправления ситуации. Однако если рынки основаны на злоупотреблении могуществом, тогда основания для laissez-faire (политики невмешательства в экономику) исчезают. Более того, в данном случае битва против укоренившегося могущества на рынке становится не просто битвой за демократию, но и битвой за эффективность и всеобщее процветание.

Джозеф Стиглиц – лауреат Нобелевской премии по экономике, профессор Колумбийского университета, главный экономист Института Рузвельта

Copyright: Project Syndicate, 2016

Подписывайтесь на аккаунт ЛІГА.net в Twitter и Facebook: в одной ленте - все, что стоит знать о политике, экономике, бизнесе и финансах.

Хотите стать колумнистом LIGA.net - пишите нам на почту. Но сначала, пожалуйста, ознакомьтесь с нашими требованиями к колонкам.

Статьи, публикуемые в разделе "Мнения", отражают точку зрения автора и могут не совпадать с позицией редакции LIGA.net